Продажные твари - Страница 67

– Фу, Машенька, откуда слова такие – содержанка? Ну, хочется мне тебя приодеть. Я десять лет, кроме цветов и духов, никому ничего не покупал.

– А кому ты покупал цветы и духи? – прищурилась Маша.

– Всяким разным дамочкам. Уже не помню.

– И не помни! Всяких разных дамочек забудь!

– Давно забыл.

– А что я скажу маме, когда она увидит у меня новую одежду?

– Ты лучше подумай, что ты скажешь маме, когда она увидит меня. Как ты меня представила своей преподавательнице? «Мой друг»? Сказала бы еще – «товарищ».

– Ну а как мне прикажешь тебя представлять? – смутилась Маша. – Как прикажешь, так и буду.

– Ну а как ты думаешь? Кто я тебе?

– Ты мне – все! – тихо сказала Маша. – Ты мне – любимый, единственный, но я ж не могу так тебя представлять. «Познакомьтесь, это – мой любимый, единственный Вадим!»

– Можно проще: это мой жених.

– Но ты же мне еще не предлагал руку и сердце.

– Дорогая Мария Львовна! – Вадим кашлянул и произнес торжественно:

– Я предлагаю вам руку и сердце. Я вас очень люблю и хочу, чтобы вы стали моей женой. Вы согласны?

– Дорогой Вадим Николаевич! Я вас тоже очень люблю и согласна стать вашей женой. Между прочим, после этого положено поцеловаться.

– Врежемся, – покачал головой Вадим.

– Еще положено шампанским чокаться, – вспомнила Маша, – но я терпеть не могу шампанское. Газированный одеколон. И вообще ты за рулем. Ой, Вадим, а как же продукты в багажнике! Все испортится на такой жаре. Ты ведь кучу денег на рынке потратил.

– Ну, ты зануда, девочка моя!

– Просто я не могу привыкнуть к таким финансовым ритмам. Ты на рынке потратил столько, сколько моя мама за месяц работы получает.

– Ты же в кафе сидела. Откуда ты знаешь, сколько я потратил?

– Я знаю цены и видела сумки.

– Ты у меня экономная?

– Я? – Маша задумалась. – Честно говоря, пока не знаю – нечего было экономить. Вот, например, нужны мне новые джинсы или сапоги, можно бы и сэкономить, но не на чем… На еду, конечно, хватает, но еле-еле. Вещей мы почти не покупаем, мама сама все шьет и вяжет. Она умудряется соорудить нечто из ничего. На новогодний вечер у нас в училище она за одну ночь сшила мне такое платье – никто не верил, что оно сшито моей мамой на зингеровской машинке. Она нашла на антресолях кусок вишневого бархата, еще моей покойной бабушки, и получилось словно от Кардена. Туфли тоже были бабушкины. А мама потом всем говорила, что той ночью, перед Новым годом, слетала в Париж и купила туфли и платье за две тысячи долларов.

«Тойота» подъехала к международному гостиничному комплексу. Маша и Вадим вошли в небольшой, совершенно безлюдный бутик. Кукольно-хорошенькая продавщица одарила их ослепительной улыбкой. От обилия вещей Маша растерялась, у нее даже в глазах зарябило. Одно дело – маскарад, выбор образа соблазнительной корреспондентки, другое, совсем другое дело – одежда для себя.

– Ну что, Машенька, начинай, – Вадим снял с вешалки несколько платьев.

– Может, все-таки ограничимся кроссовками? – неуверенно возразила Маша, заметив цену на ярлыке одного из платьев.

– Спортивная одежда в другом магазине. Давай уж облегчим немного жизнь твоей маме, чтобы она спала ночами, а не сидела за зингеровской машинкой.

– Ладно, но выбирай ты сам. Я кое-что понимаю в театральном костюме, но представления не имею, что надо носить, так сказать, в реальной жизни.

Вадим заставил Машу перемерить семь платьев, выбрал два – повседневное из тонкого льняного трикотажа и нарядное, строгое, из светло-бежевого шелка. Именно эти два платья идеально на ней сидели, будто специально для Маши сшиты. В обувном отделе он подобрал к повседневному платью легкие замшевые босоножки, а к нарядному – строгие туфли-лодочки. Он стоял перед ней на коленях, сам надевал ей туфли и босоножки, прикасаясь к ее ногам так нежно, как если бы это были какие-то бесценные произведения искусства.

«Господи, – думала Маша, глядя на его седую макушку, – я таю от него, как мороженое на ярком солнце, растекаюсь сладкой лужицей и ничего не соображаю. Даже страшно… Хотя чего теперь-то бояться? Мы передадим кассету Константинову, все расскажем ему и полетим в Москву. Ведь столько уже всего произошло! Хватит, надо отдохнуть».

– Машенька, встань, пожалуйста, пройдись, – попросил Вадим, – удобно тебе? Не жмет? Не трет?

– Да, мне очень удобно. Давай на этом остановимся, ладно?

– А кроссовки?

В примерочной спортивного магазина Маша переоделась в новые светло-серые шорты-бермуды, новую бледно-розовую футболку и сменила драные китайские тапочки на новые замшевые босоножки.

– Упаковать? – спросила продавщица, глядя на жалкую кучку стареньких тряпочек, которую Вадим вынес из примерочной.

– Выкинуть! – распорядился он. – И тапки тоже!

Продавщица понимающе кивнула.

Напоследок он выбрал для Маши самые дорогие кроссовки. Продавщица упаковала их в коробку, завернув в шелковистую папиросную бумагу, словно экзотические фрукты.

В маленьком открытом баре они чокнулись свежевыжатым апельсиновым соком.

– Я нас с тобой поздравляю, Машенька, – сказал Вадим, – но по-настоящему мы поздравим друг друга в Москве, когда все останется позади.

– А все и так позади, – пожала плечами Маша, – все плохое кончилось. Знаешь, я поняла – когда мы вместе, нам везет. Порознь значительно хуже.

Как только они сели в машину, затренькал сотовый телефон. Доктор щелкнул крышкой:

– Алло!

В трубке стояло мрачное молчание.

– Молчат? – тревожно спросила Маша.

– Сейчас перезвонят, – успокоил Вадим ее и себя.