Продажные твари - Страница 37

Телефон зазвонил опять. Прошел всего час. Маша трубку не взяла, но все время, пока раздавалось назойливое однообразное треньканье, сидела, стараясь не дышать, будто маленький сотовый телефон – живое существо и от него исходит опасность.

Когда телефон наконец затих, ей удалось успокоиться и собраться с мыслями. «Да, если предположить, что Вадим все-таки предупредил этого „друга“, то вполне логично поведать „другу“ и про суточное дежурство. И он бы не стал звонить сюда, а позвонил бы в больницу».

И тут послышался настойчивый сигнал машины. Судя по звуку, машина стояла у самых ворот.

– Как мне это надоело! – громко вслух сказала Маша. – Чего они от меня хотят? Выманить из дома? Когда я выходила во двор, на меня просто смотрели, не трогали. Еще хотят посмотреть? Нервы треплют?

Она решительно отперла входную дверь. Гудки тут же прекратились. Стало очень тихо. Маша подошла к просвету в заборе, заметила сквозь узкую щель заляпанные грязью задние колеса, брезентовый верх. У ворот стоял военный «газик». Маша приблизила лицо к просвету, пытаясь разглядеть номер – на всякий случай. И тут же отпрянула. Прямо напротив, со стороны улицы, практически нос к носу возникла улыбающаяся физиономия с лихими черными усиками.

– Слюшай, пачыму такой сырдытыи? – спросила физиономия.

– Что вам нужно?

– Мынэ докытар нужино!

– Его нет. Он в больнице, на дежурстве. – Ей казалось, что фразу она повторяет в десятый раз за сегодняшний день.

– А ты кыто? Кыто ты докытару?

– Послушайте, – тяжело вздохнула Маша, – ну почему вам это так интересно? Вы сами ему кто? Сват? Брат? Родная мать или законная жена?

– У докытара нэт жины. – Машин напор немного смутил усатого. – Слушай, нэ сэрдысь, сыкажи толко, давыно зынаишь докытар?

– Всю жизнь. С раннего детства. Устраивает?

– Так бы и сыказала сыразу! – почему-то обрадовался усатый. – Слушай, тыбэ будыт он званит?

– Обязательно.

– Мынэ дашь с ным пагаварыт?

– Ладно, – согласилась Маша, – я дам вам с ним поговорить.

«Может, я зря паникую? – размышляла она, возвращаясь в дом. – Может, эти никакого отношения к тем не имеют? Действительно, пусть Вадим поговорит с этим усатым. Может, они отстанут?»

Вадим позвонил через двадцать минут.

– Все в порядке, Машенька, – сказал он, выслушав ее рассказ об осаждающих дом кавказцах, – это связано с моей работой. Они просто не могут дозвониться в больницу, а им срочно нужна консультация по поводу одного больного. Ты не бойся, они тебя не тронут.

– Но откуда тот, в телефоне, узнал мое имя?

– Машенька, я приеду завтра утром и все тебе объясню. Хорошо? Ты их не бойся.

– Хорошо, – неуверенно согласилась Маша, – только этот усатый ждет у забора. Он просил, чтобы я дала ему с вами… с тобой поговорить.

– Дай ему телефон.

– Что, ворота открыть? Впустить его?

– Нет, можешь передать через забор. Дотянешься?

– Попробую.

Усатый стоял, почти втиснув лицо между секциями забора. Привстав на цыпочки, Маша передала ему телефон. Он быстро заговорил на своем языке, только иногда мелькало русское слово «температура».

Наконец усатый вернул ей телефон.

– Машенька, тебя больше никто беспокоить не будет, – услышала она голос Вадима, – можешь открыть окна, сходить на пляж. Обязательно пообедай. Я тебе позвоню вечером.

Примерно через полчаса Аслан Ахмеджанов уже знал, что девушка Маша, которую сняли с товарняка люди Ахмеда, – старая знакомая доктора, а не просто случайная бродяжка. Следовательно, доктор имел полное моральное право поступить так, как поступил. И говорить тут не о чем. Ахмед был не прав. Непонятно, конечно, как она оказалась в товарняке, но желании можно выяснить и это, и все остальное про Кузьмину Марию Львовну, студентку актерского отделения Высшего театрального училища имени Щепкина.

А еще через десять минут позвонил сам Ревенко.

Он звонил фельдшеру, и тот задал ему несколько вопросов по поводу одного из раненых.

Слушая короткие реплики фельдшера, Ахмеджанов закурил, стал по давней привычке пускать ровные колечки дыма в потолок и подумал о том, что в конце концов доктор тоже мужчина, в доме его очень давно не появлялось ни одной женщины. Что ж тут странного, если наконец появилась?

На тумбочке у кровати рядом с пепельницей и помятой пачкой сигарет «Кэмел» валялась маленькая синяя книжечка – читательский билет Театральной библиотеки.

* * *

Они не знали расписания его дежурств в больнице. График был скользящий, врачи иногда подменяли друг друга. По давней договоренности, в больницу с гор никогда не звонили, связывались с ним только по его сотовому телефону. Они еще полтора года назад согласились, что в ординаторскую им лучше не звонить.

С температурой у раненого он разобрался. Ехать в горы сейчас необходимость отпала. И слава богу. Он устал за эти сутки, провел не две, а три операции, одна – очень тяжелая. Но главное, ему хотелось домой. Там Машенька. Даже не верилось, что он приедет, а она там.

«Вот возьмет и скажет: я хочу в Москву, к маме с папой, – грустно подумал он, – потребует, чтобы я отправил ее домой сегодня, сейчас…»

К воротам он подъехал в девять утра. В доме стояла тишина, он вошел, стараясь не шуметь, заглянул в спальню. Машенька спала, но тут же открыла глаза села на кровати, улыбнулась и произнесла:

– Доброе утро. Я сейчас встану. Вам… тебе, наверное, надо поспать после дежурства. А на диване в гостиной неудобно.

– В любом случае я должен сначала принять душ, – улыбнулся он в ответ.

Она заметила, что он выглядит очень усталым, щеки за ночь заросли колючей щетиной. Голубые глаза смотрели ласково и как-то растерянно.